06/24: Александр Ермолаев - ФРАГМЕНТы 58/00

Снимки Еромолаева (он же Sasha, он же - для своих студентов - Александр Павлович) - это действительно фрагменты реальности, выхваченные из окружающей действительности с мясом. Фотографии, которые автор называет "бессюжетными, нелепыми, случайными, минимальными" - это как бы верхушка айсберга ассоциаций, воспоминаний, чувств по поводу того, что подмечает наш глаз в окружающем пространстве.

Александра Ермолаева мало волнует символическая сторона фотографии. Гораздо больше его интересует то, что лежит за пределами снимка. Реальность, как ее видит Sasha, дробится, превращается в сознании художника в фрагменты, и потом уже застывает на фотобумаге. Ермолаев не просто подчеркивает эстетику повседневного, он словно вырезает из окружающего мира отдельные куски и выносит их за скобки времени и пространства.

Архитектурные объекты на снимках Ермолаева могут существовать вечно, это не символы эпохи или плакатные образы, гораздо больше они похожи на ключи к воспоминаниям - как авторским, так и зрительским.

ЕРМОЛАЕВ РАЗОШЕЛСЯ НА ФРАГМЕНТЫ. Port.ru. 30 ноября 2000

Ослепительно белый мрамор, витиеватый декор, безликие гипсовые статуи - вот он, типичный военно-морской санаторий эпохи расцвета советского монументализма. Не пугайтесь, фотовыставка известного архитектора, дизайнера, профессора, кандидата искусствоведения Александра Павловича Ермолаева, (в кругах приближенных более известного как Sasha Ermolaev), отображает отнюдь не постсталинские реалии. Не для того же, в самом деле, он "не расстается с фотокамерой", (как сказано в пресс-релизе), аж с 1958 года. Вышеупомянутой фотокомпозиции SE, (так подписывает свои работы Sasha Ermolaev), потому и дал название "Фальшивый Геленджик", что подлинную архитектуру он представляет себе несколько иначе.

Сама по себе идея "эстетики обыденного" не так уж и нова. Умение увидеть прекрасное в повседневном, а главное, передать это ощущение зрителю - все это вполне актуально для современной фотографии, но тогда, в 60-е работы SE стали настоящей сенсацией. Одним из первых художник сфокусировал свое внимание не на красотах "эпохальных" сооружений, а на старых, иной раз полуразвалившихся домишках, словно выброшенных из жизни и в одночасье ставших ненужными и одинокими. Уже наступают бурные 70-е, а на табличках все еще сохранился "Ъ" ("Входъ на почту") как память о той, другой жизни. Фотографические образы начинают будить воспоминания, (если позволяет возраст), или же создавать иллюзию "воспоминания", даже если никогда и не видел изображенные места. Вдруг оказывается, что о Риге многое может рассказать всего лишь одна ветхая, исцарапанная надписями дверь, а Ленинградский вокзал в Москве - просто вылитый музей Д'Орсе в Париже (ракурсы надо знать!).

В своей выставке "ФРАГМЕНТы 58/00", (проходящей в рамках серии выставок "24" в Музее архитектуры им. Щусева), по словам самого фотохудожника, он "фиксирует случайное, минимальное, то, что обычно находится "за кадром" человеческого восприятия". Он сам решил взять на себя роль волшебного объектива, превращающего повседневность в калейдоскоп "фрагментарных" шедевров.

SASHA ФОТОГРАФИРУЕТ ФАЛЬШИВЫЕ ГОРОДА. ArtPlanet.ru, 30 ноября 2000

Выставка фотографий Александра Ермолаева посвящена советской среде обитания. В качестве нейтральных черно-белых фрагментов советское захолустье неожиданно приобретает черты изысканного минимализма.

Обшарпанный Ленинград и не менее обшарпанная Таруса, северные деревни, Солнечногорск, Рига, Геленджик... И все это показано не общим планом, а через фрагменты и детали.

Кусок стены, фрагмент вывески с недостающими буквами, облезлая дверь с полустертыми надписями, забитые окошки, мрачные громады домов на Тверской-Ямской - у всех еще живы воспоминания о советской среде обитания, враждебной человеку. Но сам фотограф относится к ней абсолютно нейтрально, здесь нет ни ностальгии, ни пафоса отрицания. Ермолаев из тех редких художников, которые видят форму и содержание буквально во всем. Его творческий метод можно определить так: "что вижу - то пою". И надо сказать, это ему удается.

Серая советская действительность, во фрагментах еще ярче проявляющая свое убожество, чем в общем плане, у Ермолаева приобретает черты благородных, чуть ли не античных руин. Аскетическая черно-белая фотография выделяет фактуру, вычленяет форму. Убожество советской архитектурной среды приобретает черты изысканного минимализма. Благодаря профессионализму художника материал начинает "играть": Ермолаев безошибочно определяет, какой нужен ракурс и масштаб, как должен падать свет. Советское захолустье (и в прямом, и в переносном смысле) вдруг приобретает динамику большого стиля.

Надо сказать, что работа с такого рода фактурой давно уже популярна в западной фотографии, да и у нас теперь не новость. Но Ермолаев открыл этот метод так давно, что среди наших фотографов ему можно смело вручить пальму первенства.

Мария Михайлова. ЧТО ВИЖУ - ТО ПОЮ. Вести.Ru. 01 декабря 2000

В Музее Архитектуры Александр Ермолаев показал свою фотографическую классику: 24 картинки, все черно-белые, очень простые мотивы - какие-то заборы, надписи на них, окна, углы домов, пустынные перекрестки, вывески, архитектурные детали - нелепая реальность, которую мы не замечаем, но которая и создает предметный мир вокруг нас. Собственно, с Ермолаева и следовало начинать этот архитектурно-фотографический проект.

Ермолаев - художник-новатор. Большинство представленных работ созданы в 60-х, в эпоху, когда в отечественной фотографии повсеместно царил советский дискурс, а самым большим авангардистом оставался конструктивистский классик 20-х Александр Родченко. Придуманный Ермолаевым прием можно назвать "фрагментированием", в английском - blow up (раздувание - увеличение) - название одного из важнейших для поколения Ермолаева фильмов, работы Микеланджело Антониони. Прием этот и сюжеты используется в фотографии до сих пор, в первую очередь коллегами Ермолаева - архитекторами, но и фотографами-профессионалами в том числе. Александр Ермолаев - художник, архитектор, дизайнер. Он - член первой команды ВНИИТЭ, исследовательской научно-художественной организации, где мечтатели и утописты 60 - 80-х годов могли легально работать над своими завиральными проектами. Со временем вокруг Ермолаева образовалась целая школа проектировщиков и художников, исповедующих его особую эстетику. Внешне она - очень национальная, русская, ориентированная на "простое" - крестьянское и периферийное, городское, художественное творчество, на те самые заборы, избы и углы, которые художник сорок лет изображает в своих фотоработах. Но на деле эта эстетика основана на модернизме 10 - 20-годов, на французском кубизме и русском кубо-футуризме, открывшем публике красоту неприхотливых предметов простонародного быта - грубых столов и стульев, простой посуды, дешевых обоев, неказистых строений как в картинах Пабло Пикассо и Марка Шагала.

Владимир Сальников. ЕРМОЛАЕВ - ХУДОЖНИК-НОВАТОР. Weekend.ru. 30 октября 2000

Архитектурная фотография держится на сюжете - предмете съемки, а фотографии Ермолаева самодостаточны, поскольку предмет со своими смыслами его не интересует. Интересует какая-то одна сторона: фактура, текст, попавший в кадр, перспективное сокращение, которое строит композицию. Из-за того что каждый снимок Ермолаева сделан не ради выявления сущности предмета, а ради демонстрации способности фотоаппарата, пленки и разума сделать красивую картинку, он не нуждается в дополнениях, объяснениях и других ракурсах того же объекта. Снимок - не только красивая картинка, но еще и пособие по ее изготовлению. В нем нераздельно и неслиянно сосуществуют цель и средство, он сам себя объясняет.

Константин Агунович. ФРАГМЕНТы 58/00. Афиша №25(45). 8 декабря 2000

Выставка Ермолаева «Фрагменты 58/00» собравшихся поразила. Слишком провокационным получилось соседство с Борисом Томбаком, чьи снимки только что показали в той же музейной анфиладе (см. „Ъ" от 28 октября). Знаменитый архитектурный фотограф Томбак — сверхпрофессионал, умевший в самые тупые годы показать любой возведенный в Москве объект (хоть посохинский олимпийский стадион, хоть безымянный панельный дом) так, что у архитектора теплело на душе: вот ведь что я построил. Если бы дома могли выбирать, они бы фотографировались только у Томбака и записывались к нему на полгода вперед.

Работы Александра Ермолаева — прямая противоположность. Его фирменный стиль, как сказали бы ранее,— очернение действительности. Люди, которые ходили бы вслед за Ермолаевым и следили бы за тем, какие сюжеты он выбирает для съемки, были бы, наверное, страшно удивлены и даже, возможно, обижены.

Что хорошего в окошке стадионной кассы? К чему торчать перед обугленным багажным вагоном? Кому интересна старая дверь, изъеденная язвами многослойной окраски? Зачем надо было стоять напротив и переводить дорогую гэдээровскую пленку на эти портреты архитектурных уродцев?

Нынешняя ермолаевская выставка напомнила о нашумевшем в 80-е фотоконкурсе «Предметный мир», к которому прямое отношение имел и сам Ермолаев. Конкурс проводился оплотом промышленного советского дизайна — журналом «Техническая эстетика». Вопреки всем ожиданиям внимание многочисленных фотографов привлекли не космические формы передовых соковыжималок, а узор выщербленного кафеля на лестничной клетке, грозди квартирных звонков, клубки проржавевших труб. Предметный мир тогда отчетливо сузился до пределов коммуналки и обрел какую-то утрированную фактурность, поскольку все в коммуналке — от кипящего на плите супа до лампочки в сортире— умножено на число ответственных съемщиков. Тогда-то стало ясно, что коммунальные интерьеры — лучший отечественный пример анонимного дизайна.

И вот уже 20 лет профессор Ермолаев восторженно защищает спонтанность, естественные реакции, случайный взгляд. Он мало озабочен красотой и эффектностью объекта съемки. Не больше внимания и фотографическому качеству. Никаких спецэффектов, охоты за солнцем и состоянием природы: что вижу, то и снимаю. Мир для Ермолаева так и пребывает в коммунальных обрывках. Любовь к потрескавшейся краске, к буквам вывесок, всякому АБЫРВАЛГ ему по-прежнему не чужда. Он не лезет вглубь, удовлетворяясь оболочкой (но зато какой оболочкой!). За его фотографиями видны искренний интерес и жадная зависть к случайностям, фантастическая любовь к фактуре и материалу. Он даже не бравирует своей уникальной способностью разглядеть скульптуру, живопись и инсталляцию в окружающем мире. Одни будут писать, лепить и инсталлировать. Другие могут без этого обойтись, потому что весь мир им, все вещи, все люди — одна бесконечная инсталляция.

Алексей Тарханов. ВОКРУГСМОТРЯЩИЙ. Коммерсантъ. 14 декабря 2000

(Выставка)

07/24: Сергей Леонтьев - БАШНЯ

08/24: Игорь Мухин - МОСКВА light

09/24: Валерий Орлов - ЗакрытыйГород

10/24: Олег Смирнов - Город_Герой

11/24: Михаил Розанов - ЭСТАКАДА

12/24: Анатолий Ерин - д. ГЛАЗОВО

13/24: Дмитрий Конрадт - проЛЕТы и проЕМы

14/24: Александр Слюсарев - поСЛЕДСТВИЯ

15/24: Валерий Сировский - Храм_Город

16/24: Семен Файбисович - мои ОКНА

17/24: Ричард Пэйр - Русский Конструктивизм: Провинция