35/24: Александр Бродский - неПроявленное

Лучший художник Европы-2001, лучший архитектор России-2002, собрат куратора проекта МДФ "24" Юрия Аввакумова по "бумажной архитектуре", Александр Бродский на этот раз уложится в заданную Аввакумовым 24-частную форму для того, чтобы продемонстрировать заново найденные кадры собственного авторства. Выставка откровенно копирует название книги Елены Петровской, вышедшей в свет в прошлом году, но имеет по собой менее диалектическую подоплеку: а именно, равнодушие Александра Бродского к результатам собственных фотосъемок. Когда коробка, в которую он складывал непроявленные пленки, надо думать, переполнилась на числе в 100 фотокассет, Бродский их проявил и представил некоторые из результатов в МДФ. Поскольку съемки производились в совершенно разное время, о едином сюжете (или его несуществовании) остается только догадываться

GiF.Ru - Александр Бродский в МДФ: из "неПроявленного, 22 июля 2003

Цистерна, приспособленная под жилье. Коробка рыбака, стоящая на льду. Гараж, раскрашенный в желто-зеленых тонах. Сараюшка, выстроенная из отходов где-то на окраине мира. Столы, оставленные для пригородного пикника. Второстепенные и случайные архитектурные формы. Любимые сюжеты выставки Александра Бродского в Московском доме фотографии. А кроме них - рябь отражений на воде. Размыв изображения в тумане. И, наконец, изображение, просто расплывшееся от съемки "не в фокусе".

Архив мастера? Но Александра Бродского никак не назовешь профессиональным фотографом. Скорее, его можно назвать бумажным архитектором. Он прославился в начале восьмидесятых, сделав вместе со своим товарищем Ильей Уткиным несколько утопических проектов для международных архитектурных конкурсов. Работы нравились. Особенно японцам. С тех пор...

С тех пор Александр Бродский не реализовал себя как архитектор. То есть краеведы с радостью покажут в одном месте Москвы - портик, в другом - аквариум, а спецы по подмосковным прогулкам предложат поездку до бухты Радости, где по проекту Бродского возведен забавный, но не слишком хорошей кухни ресторан. Хотя, как ни странно, именно в качестве архитектора Бродский получил известность, признание и даже славу в узком профессиональном кругу.

Стыдно до 50 лет быть многообещающим архитектором. Пора бы уже за полвека сделать что-нибудь конкретное. Выставка Александра Бродского называется "Непроявленное", но это, конечно, название, относящееся больше к самому архитектору, чем к его проекту. Архитектурные критики хвалили и хвалят Бродского так, как будто новый Леонардо явился. Фотокритик только пожмет плечами, рассматривая его выставку. Забавно. Для лета сойд

Михаил Сидлин - ВМЕСТО АРХИТЕКТУРЫ, Александр Бродский выставил сараи в Доме фотографии. Независимая Газета # 149 (2981) 23 июля 2003 г

Изначально проект фотовыставок куратором Юрием Аввакумовым был назван «24». Предполагалось, что именно столько в нем будет вернисажей. Ни больше ни меньше. Часов циферблат. Сутки. Двадцать четыре -- два по двенадцать. Двенадцать месяцев. Год. Двадцать четыре фотографии в зале. Два года ежемесячно. Круг пройден? Время вышло? Не тут-то было. Проект оказался настолько удачным, что механизм завели вновь. Теперь «24 +». И сорок восемь, похоже, не предел.

Вот вам тридцать пятая, «юбилейная» выставка. Бум -- дзынь. Трам -- бам. Час пробил. Наступил парад планет. И звезда с звездою говорит. Куратор Юрий Аввакумов и экспонент Александр Бродский. Два основоположника, два гения «бумажной архитектуры» -- до сих пор самого интересного жанра России 80-х -- нулевых.

Благодаря новой выставке Александра Бродского «неПроявленное» вдруг высветились важные смыслы всего проекта «24». Что мы обычно созерцали на стенах? Промзоны. Трубы. Нефотогеничные сараи. Ржавые замки. Подворотни. Облезлую штукатурку. Текстуру, фактуру руин. Юрий Аввакумов любит эти «излишества аскезы» и приглашает показать свои версии промзон, сараев, подворотен многих фотохудожников. Признаюсь честно: иногда бывает скучно. Иные фотографии будто бы сделаны неофитами, вчера открывшими для себя поэзию свалок и запустения. Прокопченные фасады. Паутина кракелюр. Ржавчина и плесень. Ах, как узорчато и вкусно. Для фотографа. А для зрителя -- аккуратно выполненное упражнение по изучению фактурных поверхностей. И все. Пуританская этика и философская аскеза оборачиваются абсолютной, самодовлеющей декоративностью.

Необходим был Бродский, чтобы вернуть проекту изначальный мудрый, эпический масштаб. Сразу скажу: его выставка -- одна из немногих, которую нельзя, неправильно смотреть от фотографии к фотографии. Только панорамно. Тогда выстраивается синкопированный ряд, где одна и та же, повторяющая себя форма (забитое досками окно, белая дверь или конек кровли) -- что твой курсор в компьютере -- водят по тексту и помогают прочесть послание, обрести его смысл. Что мы видим на фото Бродского? Да то же самое, что у его предшественников. Промзоны, трубы, подворотни, облезлую штукатурку, ржавчину, сараи, сараи, сараи. И тем не менее именно его сюиту можно назвать медитацией архитектора-философа, выбравшего зодчество своим проводником -- транслятором -- медиумом в общении с миром и Богом. «неПроявленное» для Бродского это именно «Не Про Явленное». Про сокровенное. Про «ученое незнание». Имитация белой краской деревянных стропил на тимпане фронтона железного гаража, окно со зрачком-отражением- лесом (ты в него заглянуть не можешь, оно изучает тебя), страшный черный зев деревенского погреба... Шевелится во всем этом нечто смутное, отчаянное, одушевленное. Какая уж тут глупая декоративность! В окружении подающих друг другу знаки, перемигивающихся существ из бетона, дерева, камней, железа мы теряем остатки былой самоуверенности, позитивистской спеси. Мы творим архитектуру? Да полноте... А вдруг она управляет нами? И лицедействует, и проявляет норов, и капризничает. И рыдает.

Самое время сблизить орбиты двух отдаленных планет «Бродский» и рассказать словами Иосифа. В послесловии к сборнику «Рождественские стихи» в беседе с Петром Вайлем он упомянул о психиатрическом понятии «комплекс капюшона»: «Когда человек пытается оградиться от мира, накрывает голову капюшоном и садится, ссутулившись». Однофамилец Александр показал, что «комплекс капюшона» кажет себя и в архитектурной фотографии.

И вот еще из Иосифа -- как несвоевременный эпиграф к творчеству Александра:

Там, за нигде, за его пределом

черным, бесцветным, возможно, белым -

есть какая-то вещь, предмет.

Может быть, тело. В эпоху тренья

скорость света есть скорость зренья;

даже тогда, когда света нет.

Повезет, увидим.

Сергей Хачатуров - КАПЮШОН АРХИТЕКТОРА, Юбилей лучшего выставочного сериала отпраздновали в Московском Доме фотографии. Время Новостей №134, 24 июля 2003 г.

В Московском доме фотографии открылась выставка архитектора Александра Бродского. Его «Непроявленное» – это 24 фотографии построек, которые принято не замечать: крашенные-перекрашенные гаражи, латанные-перелатанные деревенские дома, короче, окраины русской архитектурной цивилизации. А за ними уже – ничего интересного, сплошная природа-мать, русская тоска.

Но как раз таки тоски, депрессии, надрыва, к которым так располагает антураж, избежал фотограф Бродский, оставив эксклюзивное право на подобные переживания героям фильмов Александра Тарковского. Нет ни Маргарит Тереховых, курящих на завалинке, ни Кайдановских, истерящих в промзоне – чистая архитектура, вымер обслуживающий ее персонал.

Архитектор Александр Бродский рассуждает о смерти профессионально – в том смысле, что не в первый раз. Мы помним его «Кому» в Галерее Гельмана – инсталляцию в виде макета большого города, на который в течение недели сочился-сочился мазут и затопил-таки мегаполис. А кто-то помнит гигантское ухо его рук, открытое всем звукам Нью-Йорка. Что-то безжизненное есть и в интерьере кафе «Галерея ОГИ» на Петровке – архитектор-бумажник Александр Бродский стал в последнее время много строить.

А что же нелепые гаражи да избы, выставленные в Московском доме фотографии? Они-то какое отношение имеют к архитектурным фантазиям одного знаменитого современного зодчего? Судя по тому, что и как попало в архитекторскую камеру, Бродский медитирует там, где остальные просто проходят мимо без всяких посторонних мыслей, то есть тоже как бы медитируют, но только без какой-либо пользы для себя и окружающих. Если вы вдруг, рассматривая эти фотографии, поймаете себя на мысли, что никаких мыслей в голове-то и нет, то значит, не зря архитектор целил свою камеру в серые сараи и нелепо покрашенные гаражи.

Игорь Гребельников - ПОГРАНИЧНИК РУССКОЙ АРХИТЕКТУРЫ, Столичная вечерняя газета 24июля 2003

Вот уже три года в доме фотографии раз в месяц открывается новая экспозиция проекта "24". Изначально куратор проекта Юрий Аввакумов предполагал посвятить архитектурной фотографии всего двадцать четыре выставки и управиться за два года. Однако когда намеченные два года прошли, выяснилось, что очень многие фотографы остались неохваченными: проект "24" превратился в "24+" и, видимо, не остановится даже на 48. Хотя Аввакумов утверждает, что тридцать шестая экспозиция станет-таки последней. Поэтому пришла пора подводить итоги. А итоги таковы, что свежеоткрывшаяся выставка Александра Бродского "Непроявленное", тридцать пятая по счету, на сегодняшний день - лучшая. Среди предшествующих ей 34 проектов цельных выставок было немного: большинство из них напоминало ученические штудии или занимательные, но выполненные без идеи, одной техникой, кунштюки.

Архитектору Александру Бродскому, фотографу-любителю, удалось сделать то, что не удавалось выставлявшимся до него профессионалам: снимая те же сараи - заводские трубы - руины - рабочие окраины, Бродский максимально их обобщил и получил единую картину "...Вот мой дом родной". Его фотографии, большинство из которых снято не в фокусе, ни в коем случае нельзя рассматривать по отдельности. Только панорамой. Или быстро перебегая от одного снимка к другому, что в двух небольших залах, отведенных под проект, делать совсем нетрудно. Только тогда все эти трубы-заводы совмещаются в единую картину - иллюстрацию среднего российского города. Покинутого, заброшенного, немного облезлого, но все же живого. Если до Бродского в Доме фотографии присутствовала архитектура конкретная, то Бродскому удалось снять архитектуру вообще, архитектуру как вид искусства. История "Непроявленного" очень романтична: снимал себе человек все, что попадалось на глаза, снимал и бросал отснятые ролики в коробку. И когда в коробке оказалось около 100 роликов с пленкой, Бродский зачерпнул оттуда щедрой рукой и зачерпнутое проявил. Из этих снимков и сложилась экспозиция. Учитывая, что выставка получилась хорошая, кажется, что Бродский открыл новый секрет мастерства - пленка должна вылежаться.

Наталья Филатова - ПРОЯВЛЕНИЕ НОМЕР 35. Итоги №30, 28 июля 2003

Выставка Александра Бродского «неПРОЯВЛЕННОЕ» в Московском Доме фотографии – это тридцать пятая по счету экспозиция в серии куратора Юрия Аввакумова «24+», знакомящей с образцами архитектурной фотографии. Изначально было обещано 24 (по числу кадров в простой фотопленке) выставки – из 24 снимков каждая. Потом название серии обзавелось плюсом, и это означало, что она совершенно не собирается за канчиваться. В итоге московские критики сегодня относятся к ежемесячным аввакумовским экспозициям с фенологическим стоицизмом – как к бесконечному дождю или туману.

И вот в туманной череде выставок наступило неожиданное прояснение. Аввакумов вспомнил о своей главной заслуге перед высоким искусством – о том, что он сформировал и обустроил перестроечное явление «бумажная архитектура». Так называемые бумажники – это архитекторы, больше похожие на современных художников. Они создавали не столько реализуемые проекты зданий и мостов, сколько отвязные эскизы объектов и инсталляций. Тем и были хороши. И одной из «бумажных» звезд был Александр Бродский. Именно своего коллегу Бродского пригласил Аввакумов в качестве экспонента для юбилейной, 35-й выставки.

Но по общему настрою «неПРОЯВЛЕННОЕ» больше всего напоминает именно дождь и туман. Любительские снимки с унылой натурой вроде шелушащихся гаражей или видов промзоны с торчащими симметричными трубами. Превалирует рассеянный серый цвет.

И вот тут необходимо знать, что серое – любимая тональность Бродского. Тема Бродского-художника – пепел прошлого, руины памяти и серо-зеленый колорит не столь отда- ленного нашего финала, выступающий сквозь непрочные формы человеческого настоящего. Мусор, отснятый Бродским-фотографом, как бы продолжает и развивает любимую тему Бродского-художника.

У проекта «неПРОЯВЛЕННОЕ» есть еще один важный смысловой обертон. Выставленные в МДФ снимки – это итог разбора собственного архива. Бродский снимал, потом складировал непроявленные пленки в одну коробку, а через энное количество лет решил-таки их проявить. Снимки напечатать, отсеять ненужное, а остальное обнародовать. «Мусорная» эстетика Бродского-художника вышла на новый виток концептуального проекта, к фотографии как таковой имеющего слабое отношение.

И без знания творческой предыстории автора заходить в Дом фотографии не имеет никакого смысла. Контекст, как всегда, решает все. Но в этот контекст совершенно не вписывается серия «24+». Она может длиться бесконечно и без всякого Бродского.

Федор Ромер - КОНТЕКСТ РЕШАЕТ ВСЕ, Еженедельный Журнал 29 июля 2003

Архитектор, дизайнер, художник АЛЕКСАНДР БРОДСКИЙ — еще и фотограф. Подобно архитектору, который занимался утопическими проектами, фотографа Бродского мало интересует капитальное строительство, а больше гаражи, сараюшки, блики на воде. И фасаду Бродский всегда предпочтет брандмауэр. Как и дизайнер, фотограф Бродский предпочитает контрасты черно-белого; не чурается, впрочем, цвета — и резкий сурик ржавого гаража на монохромном зимнем фоне наверняка отметит живописец (от Бродского, однако, здесь как раз монотонность, ровность, почти бубнеж). Серый прямоугольник сочетается с белым, будто это проун Лисицкого или архитектон Малевича, — а на самом деле это фура сдает задом в таможенный терминал. Противятся геометрии несколько столов, из которых участники пикника намереваются сделать один, прямой, — спотыкается будто сама геометрия. И несуразный гараж символизирует, кажется, все несуразности, частности, случайности, с которыми мысль сталкивается в момент воплощения. Очарование Бродского — архитектора, художника, еще и фотографа — в том, что, несмотря на призы за утопии, он классик. Он внятен.

Константин Агунович - АЛЕКСАНДР БРОДСКИЙ, Афиша 29 июля 2003

ВМосковском доме фотографии архитектурную эпопею "24" продолжает Александр Бродский. Название фотовыставки знаменитого "бумажного архитектора" совпадает с заглавием книги Елены Петровской "Непроявленное". И прочтение выставки через текст напрашивается само собой.

Елена Петровская - единственный русский исследователь, занимающаяся философским аспектом фотоискусства. Вышедшая в 2002 году в издательстве Ad Marginem книга "Непроявленное" рассказывает о культурологических концепциях Ролана Барта, Вальтера Беньямина, Эдуардо Кадавы, Жана Бодрийяра и других авторов, благодаря которым сегодня имеет смысл говорить о "поэтике фотографии". Несколько очерков посвящены лотмановской семиотике кино и ее пересечениям с фотографией.

"Снимать что-то на пленку - опыт более реальный, чем непосредственность переживаемого впечатления. Окружающий мир раскроен покадрово, и задача "оператора" состоит лишь в том, чтобы поймать готовую рамку".

Вот и архитектор Бродский в течение нескольких лет расходовал пленку в терапевтических целях - ему доставлял удовольствие сам процесс съемки. Непроявленные пленки жили своей жизнью на дне коробки и дозревали, питаясь внешней энергетикой.

Явленные свету, фотографии Бродского выглядят как раскадровка документального дневника. И в этой непрерывной летописи взгляда отзывается мотив, описанный Вальтером Беньямином: "Торжество изображения как серии: не многое объединяется в одном, а одно дробится, распадается, рассеивается, "оседая" в целом ряде снимков.

И сегодняшняя фотография, вовлекаемая в круговерть бесконечно мелькающих изображений, словно потерявшая саму свою статичность, эту остановку времени, этот случай, что когда-то был ее первопричиной; фотография подвергается сейчас неизбежной скользящей фрагментации, в которой уже почти не в состоянии себя узнать".

Фотосерия Бродского может показаться скользящим взглядом фотолюбителя, нетребовательного к натуре. В кадре оказываются гаражи и заборы, куски кровельного железа и разрушенные кирпичные стены - весомо, грубо, зримо и, кажется, без комментариев. "Искусство осуществляет на глазах тотальную экспансию: оно стремится потребить все образы без исключения".

Все искусство ХХ века - тотальная деструкция, становление эстетики распада, упирающейся в самоцитатность. Отказ от вещественности приводит к диктатуре вещи ? так замыкается круг. Камера Бродского просто фиксирует этот тупик ? ржавую плоскость стройматериалов, цементную серость соседнего дома, кубическую безысходность гаража. Ничего не может произойти в этих разваливающихся декорациях ? поэтому не нужны и действующие лица. ?Действительность остановлена не фотографическим взглядом ? совсем наоборот: фотография выявляет имманентную бессобытийность, а не только ту, что зафиксирована чисто внешне".

В цикле "Непроявленное" нет ни движения, ни перспективы, а объекты расположены слишком близко к глазам смотрящего ? словно из космоса кто-то под микроскопом рассматривает изъязвленную поверхность земного бытия. Конечно, архитектора Бродского не может не интересовать фактура, но как-то слишком настойчиво он цепляется за швы, заплаты и черные раны предметов. Заставляя нас почти проваливаться в них.

В "Комментариях к фотографии" Ролан Барт вводит термины punctum и studium - в значении "смотреть" и "видеть". "Studium - это род рассеянного внимания, или того "вежливого" (учтивого) интереса", который вызывает в нас большинство фотоснимков. В то время как punctum - обнаженная сущность самой фотографии, остановленное время, ранящее зрителя через деталь, punctum открывается другому ? мысленному ? взору. Разглядывая фотографию, мы не видим времени, вернее, то время, которое мы видим, не имеет отношения ни к истории, ни к фотографии. Мы имеем дело с двумя режимами восприятия фотоснимков, один из которых воплощает дистанцию, другой - ее мгновенное исчезновение.

Фотосерия Бродского - из тех, что мгновенно "читают" зрителя и не терпят отстраненного взгляда. "Интенсивная неподвижность" этого studium\'а цепляет нас за живое ? за малую родину бетонного городского колодца и покосившегося дачного сарая, которая жива еще в душе каждого рожденного в СССР. За тот болезненный разлад с природным, органическим естеством, который неизбежен в постиндустриальном обществе. Выпячивая свою вещественность, первичные архитектурные формы спальных районов перестают быть просто кусками реальности ? "они атакуют своей видимостью" . Больная, облезающая шкура цивилизации, распад рукотворной материи отсканированы камерой архитектора. Несомненно, эта замедленная фотосъемка в режиме studium\'а действует как punсtum. Струпья распада ранят и царапают взор зрителя.

В каждом сиротливом строительном вагончике так и тянет увидеть нагромождение смыслов, "погрузиться в воображаемую знаковую глубину" . И эти нелюдимые коробки притягивают слова, написанные Петровской по поводу совсем других фотоопытов. "Пустынных объектов" Жана Бодрийяра: "Сам город полон записей, какие человек в нем прочитать не в силах, ? не только собственно граффити, но и все эти наслоения красок, стилей, позднейших пристроек, вещей утилитарных и оставленных, формирующих небывалые, близкие к лунным пейзажи. Они ни для кого не предназначены и никому не подотчетны. Они никому не нужны". "Экзистенциальная заброшенность" (Хайдеггер) правит бал не только в "Большом Городе" Европы ХХ века. И в предвоенном Фрайбурге Мартина Хайдеггера, и в Париже 60-х гг., где властителями дум были Ролан Барт и Жан Бодрийяр, и в постперестроечной Москве Александра Бродского через прогнившую ткань индустриальных декораций сквозит черная пустота ? отталкивающая и притягательная. В точке ее интерпретации время становится давно прошедшим, а изображение читается как текст. Фотография проявляется лишь под взглядом зрителя, да и то лишь затем, чтобы явить его смерть ? как свой конечный смысл.

Наталия Савоськина - ВЗГЛЯД СКВОЗЬ ТЕКСТ, Когда художественный процесс останавливается, появляется время задуматься о его смысле. Новая Газета, 14августа 2003 года

(Выставка)

36/24: Александр Джикия - Верхняя Точка